Почему ценовая война на рынке нефти не приводит к успеху

Ценовая война на мировом рынке нефти, развязанная больше года назад арабскими странами ОПЕК, пока никак не может достигнуть цели, которую поставили ее организаторы – заставить других мировых производителей нефти, в основном Россию и США, уменьшить ее добычу и экспорт. Объем мировой добычи и экспорта нефти, несмотря на постоянное падение цен, никак не хочет сокращаться и, судя по прогнозам, в ближайшем будущем будет находиться на достигнутом уровне. То есть мировая нефтяная промышленность оказалась устойчивой (во всяком случае, пока) к низким ценам на сырье, поэтому можно сказать, что ценовая война проявила себя как не очень эффективный инструмент «дисциплинирования» конкурентов. Соответственно, не может не возникнуть вопрос: как же основным производителям нефти, не входящим в ОПЕК, удается удерживать добычу на существующем уровне, хотя очевидно, что при падающих доходах делать это очень трудно и совсем невыгодно?

Что касается способов, с помощью которых из сложившейся ситуации выкручиваются американские нефтяники, то мы их рассмотрим в другой раз, а сейчас основное внимание уделим адаптивным способностям российской нефтяной промышленности.

Хорошо известно, что после решения ОПЕК не снижать добычу, принятого летом 2014 года, мировые цены на нефть и нефтепродукты круто пошли вниз. Так, если в июле 2014 года российская нефтяная смесь Urals котировалась по $108-$110/баррель, то после решения ОПЕК ее цена стала быстро снижаться, дойдя к концу декабря до $56/барр. Весь 2015 год цена колебалась в интервале $45-$50/барр., а в начале января 2016 года она провалилась ниже $34/барр., и продолжает падать дальше.

Соответственно, экспортные цены на нефтепродукты повторили траекторию падения цен на сырую нефть. Так, цена автомобильного бензина упала с $750/тонна в июле 2014 года до 555/тонна в январе 2015 года, и до $463/тонна в ноябре 2015 года (последние доступные данные). Дизельное топливо, основной российский экспортный нефтепродукт, подешевело с $890/т. в июле 2014 года до $605/т в январе 2015 года, и до $456/т в октябре 2015 года. И, наконец, мазут с уровня $600/т упал до $390/т., а потом и до $186/т. в ноябре.

Уже из этих данных следует, что столкнувшись с трехкратным падением цен экспорта сырой нефти, и двукратным – нефтепродуктов, нефтяные компании должны были бы сократить ее выпуск. Но они этого не сделали, на то есть следующие причины.

Во-первых, у российской нефти достаточно низкая себестоимость добычи. Так, по крупным нефтяным компаниям издержки варьируют от $3,5/бар. до $4,5/бар., что существенно ниже, чем у многих иностранных конкурентов. Во-вторых, расходы по перекачке и перевалке нефти по системе нефтепроводов «Транснефти» относительно невелики. Так, в первой половине 2015 года стоимость транспортировки тонны нефти от месторождений до западной границы/морских портов в среднем обходилась в 1145 руб., а во второй половине – в 1186 руб. И, наконец, в-третьих, девальвация рубля компенсирует падение валютных доходов от экспорта, поэтому рублевые доходы нефтяников остаются прежними.

Однако эти факторы, хотя и играют важную роль, отступают на задний план перед другим обстоятельством – организационной структурой нефтяных компаний. Дело в том, что большая часть нефти в России добывается вертикально-интегрированными компаниями (ВИНК),у которых добыча, переработка, транспортировка и реализация нефти и нефтепродуктов объединены в одну производственно-сбытовую цепочку. Поэтому динамика цен на сырую нефть им почти безразлична, так как, во-первых, перерабатывающие подразделения покупают сырье у добывающих подразделений по себестоимости добычи и транспортировки (плюс некоторая прибыль), а не по ценам мирового рынка; и, во-вторых, сбытовые подразделения продают нефтепродукты по текущим розничным ценам, которые меняются не так сильно (или вообще не меняются), как цена сырой нефти.

При этом надо отметить, что если бы сегмент переработки и сбыта нефтяных компаний был бы локализован только на территории России и стран СНГ, то тогда эффект от горизонтальной интеграции был бы не очень большим, так как внутрироссийские розничные цены гораздо ниже европейских. Но поскольку часть перерабатывающих мощностей и сбытовой сети ВИНК находится за границей, в Европе, то это резко повышает их финансовую устойчивость, так как цены на европейских бензоколонках сильно отличаются от российских. И если они сейчас и снижаются, то далеко не в той пропорции, как цена нефти.

По данным статистических служб Евросоюза, динамика цен на основные нефтепродукты за последние полтора года выглядит следующим образом (все цены приводятся без акцизов и пошлин). Бензин Euro-super 95 в июне 2014 года стоил 68 евроцентов за литр, дизельное топливо - 69 евроцентов/литр, мазут (для отопления помещений) – 50 евроцентов за килограмм. В декабре 2015 года цены были следующие: бензин – 45 евроцентов (снижение на 33%), дизель – 43 евроцента (минус 38%), мазут – 26 евроцентов (падение почти в 2 раза).

Как хорошо видно из этих данных, падение розничных цен нефтепродуктов гораздо скромнее, чем падение цены сырой нефти. Тем более, что сейчас приходится сравнивать относительно высокие летние цены с относительно низкими зимними, из-за чего степень их падения может быть несколько преувеличена. Поэтому тем компаниям, которые имеют в своем составе НПЗ и сбытовые сети в Европе, было достаточно просто застраховаться от непредсказуемой динамики стоимости углеводородного сырья. В валютных доходах они, конечно, тоже потеряли, но их потери несравнимы с потерями тех компаний, которые реализуют только сырую нефть.

Естественно, подобного рода страховка может действовать в ситуации, когда объемы переработки сырья будут достаточно большими. Так, на сегодняшний день, российские компании располагают в Европе следующими мощностями. У «Роснефти» есть контроль над четырьмя НПЗ в Германии, которым она поставила 21 млн. тонн (в 2014 году), и над НПЗ в Италии, мощность которого равна 15 млн. тонн в год (доля «Роснефти» - 21% - составляет 3 млн.т.). У «ЛУКойла» есть контроль над четырьмя НПЗ (в Румынии, Болгарии, Италии и Нидерландах), которым компания поставила 21 млн. т. сырой нефти (в 2014 году). И, наконец, у «Газпром нефти» есть НПЗ в Сербии мощностью 2,7 млн. тонн.

Далее, кроме прямого контроля нефтяных компаний над НПЗ, существует еще и косвенный контроль, который осуществляют формально независимые трейдерские компании. В России такой компанией является хорошо известный трейдер Gunvor, владеющий НПЗ в Германии (5,5 млн.т.) и Бельгии (5,4 млн.т.). Этот трейдер, по сообщениям из разных источников, занимается реализацией нефти, добываемой компанией «Сургутнефтегаз».

Таким образом, из этого списка хорошо видно, что российские нефтяные компании располагают в Европе перерабатывающими мощностями на 58 млн. тонн сырья. В абсолютном размере это, конечно, неплохая сумма, но с учетом общего объема поставок российской нефти в Европу (в 2015 году – около 177 млн.т.), удельный вес переработки на собственных НПЗ составляет только 33%, что, конечно, решает вопрос страхования от колебания цен сырья далеко не полностью.

Видимо поэтому российские компании решили не останавливаться на достигнутом и собрались увеличить свое присутствие в сегменте нефтепереработки. Так, по сообщениям прессы, австрийская нефтяная компания OMV готовится выделить НПЗ в Швехате (Нижняя Австрия) и Бургхаузене (Южная Германия) в отдельные компании, чтобы позволить «Газпрому» приобрести в них миноритарные доли.Мощность НПЗ в Швехате составляет 9,6 млн. тонн, НПЗ в Бургхаузене – 3,8 млн. тонн. Gunvor, в свою очередь, хочет купить долю в НПЗ в Роттердаме мощностью 4,4 млн. т. При этом «Газпром» вообще не будет платить наличными за эти НПЗ, так как сделка будет оформлена как обмен активами – переработка в Европе на запасы сырья в России.

То есть эти сделки, в пределе, дадут еще около 18 млн. тонн перерабатывающих мощностей, что позволит поднять удельный вес в общем объеме российского нефтяного экспорта до 43%.

Но приобретение этих активов – дело будущего, а сейчас недостаток европейской переработки российские нефтяники компенсируют экспортом нефтепродуктов, в основном дизельного топлива и мазута. За январь-ноябрь 2015 года экспорт дизельного топлива составил 47 млн. тонн., мазута – 82 млн.т., за 2014 год – 47 млн.т. и 87 млн.т. соответственно. И если это топливо реализуется через свою сбытовую сеть, то разница между низкой экспортной ценой и относительно высокой розничной ценой тоже попадает в распоряжение компаний-экспортеров.

Из всего вышесказанного становится понятным, почему российские нефтяные компании неплохо себя чувствуют даже в самый разгар ценовой войны. Но при этом возникает еще один вопрос: почему российская экономика не чувствует получение стабильной валютной маржи от реализации нефтепродуктов на европейском рынке, и все внимание хозяйственных агентов концентрируется только на ценах на сырую нефть?

Вся проблема заключается в том, что разница между экспортной ценой углеводородов, и ценой реализации нефтепродуктов на европейском рынке, строго говоря, является не доходом от экспорта из России, а доходом от операций за границей, так как за границей эта разница полностью создается. Поэтому доход, от реализации нефтепродуктов оседает на счетах компаний-трейдеров в местах его получения, а не переводится на территорию России, на счета компаний-экспортеров.

Соответственно, в российском платежном балансе валютная маржа, полученная за границей, в лучшем случае может отражаться только как прирост внешних активов, а не как экспорт, и то, если компания-трейдер является российским юридическим лицом. Но если она является иностранным юридическим лицом или если российский экспортер углеводородов действует через иностранного посредника, то эти средства в платежном балансе вообще никак не отражаются, и, таким образом, вся полученная валютная маржа просто исчезает от наблюдения, как будто она испарилась, хотя она вполне реальная и даже очень весомая.

Аналогичные превращения происходят и с доходами государственного бюджета. Если при высокой цене нефти и нефтепродуктов компании-экспортеры платили высокие экспортные таможенные пошлины, то теперь, после падения цен, снизились и таможенные платежи. Но при этом как раз вследствие падения цен у перерабатывающих и сбытовых сегментов ВИНК, находящихся в Европе, выросла маржа и, соответственно, платежи налогов в бюджеты тех стран, где они находятся. Впрочем, у компаний с государственным участием падающие меньше ожидаемого доходы отразятся на размере дивидендов, которые может получить госбюджет.

Поскольку валютная маржа от реализации нефтепродуктов на европейском рынке там же и накапливается, то никакого существенного влияния на внутрироссийский валютный рынок и на состояние государственного бюджета она не оказывает. Потому российская экономика вынуждена ориентироваться на цену сырой нефти.

Polit.ru